Снег
Ночь… стылая тоска
Лишь одна мечта
Не даёт сомкнуть век,
Чтоб стало вдруг светло
Я открыл окно
Глядь, а сверху засыпает землю белый снег!
Снег… ты придёшь кружась
Победишь всю грязь
Мир утешишь покрывалом белым, белым,
И ляжешь спать в поля,
наградив меня,
Высшим правом на тебе оставить первый след!
Снег… как из века в век
Ты покажешь мне-
По чужим путям, разметкам, знакам ходу нет!
И всё сменяю я
На дикого коня
На восторг лететь по бесконечной целине!
Снег…половодьем рек
Ты ускоришь бег
В тот апрель, что ждёт затосковавший человек,
В землю убежишь,
Землю обнажишь,
Ту, которой лучше в мире не было и нет!
Дед Агван
Я не видал родных дедов,
И видеть мог едва ли:
Все до рождения моего
Они поумирали.
Но я не обделён судьбой,
Я всё равно счастливый.
Был рядом дед, пусть не родной,
Но горячо любимый.
Он был нерусский — из армян,
С деревни, из народа —
Агван Тиграныч Григорян,
Двадцать шестого года.
Он был герой и ветеран —
Такой, что прямо с книжки —
Для всех. А я ему кидал
За шиворот ледышки.
Я про войну всё с детства знал —
Ведь дед, без всякой лажи,
Мне каждый день преподавал
С тарелкой манной каши.
Всё было так: он мирно пас
Овец у Арарата.
И вдруг взяла пошла на нас
Немецкая армада,
Чтобы ни русских, ни армян
Здесь не было в природе,
Но тут подъехал дед Агван,
И он был резко против.
Подъехал, правда, не один…
Стекались, словно реки,
Туда и тысячи грузин,
Казахи и узбеки…
Разноязыкою толпой
Они в окопы сели.
И в тех окопах всей гурьбой
Мгновенно обрусели.
Вместо овец на этот раз
Другие были звери.
И дед в прицел свой
«Тигра» пас, крутил хвоста «Пантере»…
По-русски с ним общенье шло
Сперва не идеально,
Но фразу «Башню сорвало»
Он понимал — буквально.
Я с дедом мог тарелки три
Съедать той самой каши,
Внимая, как они пошли
На Запад пешим маршем.
И, как всегда, в который раз
В итоге накидали…
А дальше шёл такой рассказ,
Как в слёзном сериале:
«Берлин. Апрель. Земля дрожит.
Снаряды, пули — градом…»
И дед по улице бежит
С трофейным автоматом.
Кругом — разбитые дома,
Как гор кавказских гребни.
С собой у деда пять гранат,
Вдруг глядь: на куче щебня
Лежит, скулит от страшных ран,
Один, как щепка в шторме,
Такой же, как и он, пацан,
Но лишь в немецкой форме.
И тычет деду на окно,
Руками объясняет,
Что он у дома своего
Лежит и помирает.
Что там родители его,
Что он берлинский, местный,
Его войною домело
До своего подъезда.
И дед поверх своих поклаж
Хоть был не сильный самый,
Взвалил его, и на этаж —
Туда, где папа с мамой,
Где взрывом балку повело,
Где теплится лампада:
«Встречайте, фрау, своего
Немецкого солдата»…
Дед, говоря про этот миг,
Вдруг сразу изменялся:
Про страшный материнский крик,
Про то, как там остался.
Как в кухне, где горел шандал,
Воды ему нагрели,
Как с грязью ненависть смывал
За годы и недели,
Как спал на белых простынях
Среди войны и ада
И видел сны о мирных днях
В долине Арарата.
Как утром снова он пошёл
К победной близкой дате,
Услышав сзади «Danke schon»,
Ответив им «Прощайте»…
Тут я перебивал всегда,
Дослушивал едва ли:
«Дедуня, что за ерунда?
Давай, как вы стреляли!
Давай, как ты горел в огне,
Чуть не погиб на мине…" —
Неинтересно было мне
Про простыни в Берлине.
Но дед чего-то замолкал,
Шёл за добавкой каши
И кашу снова в рот толкал,
Чтоб стал быстрей я старше…
Его уж нет, а я большой.
И вдруг я докумекал:
В тот день был самый главный бой
За звание человека.
Озеро чуди
Однажды на озере племени чуди
На хрупком ледку, на чудском ветерке
Рыбалили окуня русские люди
И князь Александр в одном свитерке.
А где-то напротив тевтонцы катались,
Европу пугали огнём и мечом
И так между делом на Русь озирались,
Шлемами крутя, как прожектор — лучом.
И главный сказал, наступивши на
наледь:
«Погнали — доскочем до тех дураков.
Мол, типа мы тоже идём порыбалить,
А копья с мечами — то так, для волков.»
И войско, глинтвейна
глотнув, поскакало
И вскоре приехало к князю на лёд,
И главный тевтонец, откинув забрало,
Спросил, ухмыляясь: «Ну чё, Сань, клюёт?»
И сразу клевать стало как-то пореже,
И князь Александр, занюхав икрой,
Ответил сквозь зубы: «Мол, яко понеже,
Ничтоже сумняше, валите домой!
Ступайте, ребят, не тревожьте
жерличку,
Не надо стоять над душой, полыньёй.»
А эти тевтонцы устроили бычку.
Устроили бычку, хоть были свиньёй.
И тут Александр привстал с чемодана
И главного взявши за полу плаща,
Шокировал силищей лапы-кардана
И дал по-рыбацки большого леща.
Сигнал был воспринят со скоростью света,
И русские, взяв в свои руки бразды,
Им всем преподали урок этикета,
По русской привычке отвесив …
Потом православно за них помолились,
Жалели слегка и сморкались в рядно,
И тускло под льдинами латы светились
Тевтонцев, приехавших к щукам на дно.
Их латы блестели в илу, как скафандр,
И молвил князь: «Да, наломали мы дров.»
Но тут летописец сказал: «Александр,
Я всё щас улажу — за ящик снетков.
Ты прямо со льда вознесёшься в святые,
А краски, детали — оставь-ка ты мне.
Про меч ты сказал щас слова золотые,
И нечего делать здесь всякой свинье!»
Богатыри
Уползают в леса упыри.
Это мы едем, русские воины,
Называют нас богатыри.
Богатырство не мерится возрастом,
Дело в силушке и в кураже.
Вон — Илюха из Муромской области
К нам призвался за 30 уже.
В поле камень стоит занимательный,
Три дороги указаны в нём.
Мы его прочитаем внимательно
И попрём как всегда напролом.
Змей-Горынычу не покоряемся,
Пред Кащеем не падаем ниц.
Нашей силушки хватит -ручаемся-
На пятьсот шамархандских цариц.
Да не нужны те царицы нисколечко,
Все они наших девок тощей.
Нам вернуться б к Анюткам да к Олечкам,
Да к родному котлу кислых щей!!!
Да ещё бы печёной картошечки
И ещё бы солёных грибов.
Ээх, давай заливайся, гармошечка,
Подпевай нам степной ветерок!
Ромашки
Какие-то самолеты.
Они на отдых в Паттайю
Наверно возят кого-то.
А я пешком в чистом поле
Иду-бреду по бурьяну
К погибшим от алкоголя
Друзьям Ваську и Роману.
У меня лежит не один товарищ
На одном из тех деревенских кладбищ,
Где теплый ветерок на овальной фотке
Песенку поёт о паленой водке.
Ребята выбрали сами,
Но все же кто-то, ей Богу,
Их подтолкнул и подставил.
Что б пузырьки да рюмашки,
Что б вместо Васи и Ромы
Лишь васильки да ромашки.
На одном из тех деревенских кладбищ,
Где теплый ветерок скачет изумленно,
Синие кресты помня поименно.
И ничего не исправить.
Придется в банке железной
букет ромашек поставить.
Пусть будет самым красивым
На деревенском погосте
Страны с названьем Россия.
Георгиевская ленточка
Я еду в ленинградской электричке
Напротив меня девочка сидит
С Георгиевской ленточкой в косичке
На сумке можно, можно — в виде брошки,
Как бабка не выбрасывала крошки
Но только этой патоке с елеем
Не очень верят те, кто в десять лет
Питался в основном столярным клеем,
Меняет поколение поколением
И вот войны подлеченная боль
Приходит лишь весенним обострением
Как вороньё, как чайки… И так рады
Бетонно-героической блокады
В окно, на девочку с прекрасными глазами
А за окном солдатики лежат
И прорастают новыми лесами
Там, где человек — главное богатство недр
Где ещё с войны
Бойцы лежат по трое на один квадратный метр
Чудные огонёчки по болотам
Как будто просят и хотят чего то:
Пятый миномётный полк, сам я из Рязани
Много ты в кино видал о солдатах версий
Щас послушаешь мою, эх, будет интересней»
На языке стонов недомолвок
Хочешь убежать, но впереди
Они опять мелькают между ёлок
Я Моршанников Сергей, родом из-под Пскова
Адресок мой передай в родную сторонку
Восемнадцатый квадрат, чёрная воронка»
И деревья все вверх дном: ввысь растут коренья
В этом славном боевом месте преступления
Наступил на бугорок, глядь, а это каска
Чуть копнул — и вот тебе: котелок да ложка
И над этим, надо всем — ягода морошка
Электричка подъезжает к станции «Апраксин»
Девочка в своей косе поправляет ленту.
Ермак
Чтоб о предке моем Казаке
Разузнать правдивую версию,
Я пришел к пересохшей реке
в без пятнадцати сорок по Цельсию.
Тут когда-то был наш хуторок,
А теперь - бугорки да садочки,
А теперь - перекрестье дорог,
В горизонт уходящих до точки.
Мои предки тут с детства жили,
Руку ставили рубкой хвороста,
А потом кому надо служили,
Вплоть до кризиса среднего возраста,
На привалах варили варево
И в походы ходили с пением.
С ними враг любой разговаривал,
Словно крепкий ремесленник с гением.
Где пройдут - там валяются флаги,
Стон чужих речевых оборотов -
Все, как после попойки в общаге
Института дружбы народов.
Я стою у иссохшей реки:
Ни воды, ни лягушек, ни ряски.
Где народ, что рубил в две руки,
Взял Сибирь и дошел до Аляски?!
Где все те, кто в бескрайнем бою
До Китая Россию раздвинули?!
Почему я сегодня стою
Здесь один, без земли и без имени?!
И смотрю на терновый кусток,
На осину, что между садочками?!
То - не тёрн, то - терновый венок,
И осиновый кол с листочками.
Я поставил на родине крест -
Пусть стоит тут, как наваждение,
Как финальный аккорд этих мест,
Как пародия возрождения.
Представляю я прошлые века:
Шашка наголо, на щите - олень,
Будто я - казак батьки Ермака,
И наступает ночь, наступает день.
Атаман наш песню бодро голосит.
Бордища до пупа висит.
Будто все в дыму, будто все в огне.
Снова на Восток скачет наша рать,
Чтоб среди ковров в шахматной стране
С черным королем в шашки поиграть.
Нам по нраву эти горы и поля,
Значит, здесь казачья земля!
Скалы, бурелом, талая вода.
Прет без всяких карт батька Атаман.
Где я запою - там и широта,
Где мой конь пройдет - там меридиан.
Пусть ругают нас с западных столиц -
Нам на них плевать, нас не взять на понт:
У России нет никаких границ -
У России есть только горизонт!
Остаются позади от наших войск
Наши метки - Красноярск, Тобольск.
Завтра на заре снова будет бой,
Будет сталь на сталь налетать звеня,
Но, всему назло, я вернусь домой
Или со щитом, но скорей всего - с двумя.
Буду вспоминать, как я воевал,
Как на край Земли вывел Атаман.
И весь мир смотрел, как у Камчатских скал
Тихий Дон впадал в Тихий океан.
Как-то ты недобро щуришься, браток.
Отдавай-ка быстро островок!
Вот бы на чуть-чуть в прошлые века:
Шашка наголо, на щите - олень.
Вот бы впереди батьку Ермака,
И наступает ночь, наступает день.
Бой
По полям, в пшеничной пыли.
Пташек божьих всё ласкает,
Наставляя петь о мире.
Отчего, не понимаю,
Мы с тобою спозаранку
Это поле наблюдаем
В смотровые щели танков.
Надо мной и над тобой.
Где-то там далекий дом
И родные в доме том.
Поменяв покой на бой,
Имена - на позывной,
В этом поле под горой
Сейчас мы встретимся с тобой.
Еду я тебя утюжить.
Иссушились в лютой злобе
Наши жилистые души.
Землю траками взрываем,
Что казалась неделимой,
И друг друга убиваем,
Даже промахнувшись мимо.
Всё глядит на нас с тобой.
Закипает кровь всё злей
За потерянных друзей,
Каша съедена дотла
Из сгоревшего котла,
Сожжены давно мосты:
Пламя – будто, в жерле ада.
Руки, головы - по кочкам.
Ну, кому всё это надо?
Всё равно, назло всем бесам,
Здешним и заокеанским,
Птицы петь над этим лесом
Будут только по-славянски!
Взгляни на небо
Я, словно мёртвый, оторван от
земли
Поднятый к небу, отсюда вижу сны,
Ты просто представляешь, одни красивые сны
А жизнь представить - это просто невозможные мечты,
Она трудна и очень сложна, но
разве так можно,
Не зная, что с тобою будет дальше впереди,
Заходить в тупики и унижаться
И как же просто дальше жить, и чтоб не огорчаться
Нет, нет так не может долго
продолжаться,
Мне нужно думать, дальше с собою разобраться,
Добиться цели, быть уверенным в себе,
Идти к вершине желаний и навстречу к судьбе,
Да я знаю,
что это будет нелегко,
С моей мечтою разбитой, будет очень тяжело,
Я буду мимо проходить и разбивая все преграды,
За спиною моей не хочу, чтоб были раны
Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака
И солнца свет нам с тобой не поймать никогда
Наш мир убогий и в нём нет ни капли души
Везде пороги, ну а ты не сдавайся - дыши
Да я слышу, как сердце моё бьётся
Я ещё дышу, но что ещё мне остаётся
Пока я ещё живу и время не стоит на месте
И если есть у меня чувство, то не может быть и мести
Только дождь за окном успокоит мою душу
Не хочу я сейчас, чтобы кто-то меня слушал,
Чтобы видели меня у разбитого стекла,
Но жизнь прекрасна и прекрасны облака
Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака
и солнца свет нам с тобой не поймать никогда
наш мир убогий и в нём нет ни капли души
везде пороги, ну а ты не сдавайся - дыши
Взгляни на небо, посмотри, как плывут облака
и солнца свет нам с тобой не поймать никогда
наш мир убогий и в нём нет ни капли души
везде пороги, ну а ты... дыши... дыши...
Дальнобойная
Трасса, как струна,
пролегла в лесу.
Поморгал в ночи кореш на
МАЗу.
Был вчера в степи, сегодня
за окном - сибирский кедр.
Вот такая жизнь: в
среднем, три рубля за километр.
Повороты резки,
Горы, перелески.
Дома не бывать по две
недели.
Вьюги да метели.
Добрые и злые,
Груженые, пустые -
Все мы тянем данную
судьбою
Лямку дальнобоя.
Подошел к посту у
Улан-Удэ,
Дать пришлося мзду ГИБДД.
Полная луна катится над
федеральной трассой.
Ямы за весь год так не
закатали, ...
Милая, я еду -
Накрывай к обеду.
Я почти уже с тобою -
В пробке под Уфою.
Был давно с тобой бы уже
рядом,
Да впереди тащится ноль
пятый,
Нагрузил он очень много груза
-
Тридцать тонн арбуза.
Спать хочу, нет сил, мочи
больше нет!
Позвоню в эфир - передам
привет:
"Доброго пути,
Кто рулил по трассам хоть
немного!
Песня, вдаль лети,
Расскажи про дальнюю
дорогу!"
Повороты резки,
Горы, перелески.
Дома не бывать по две
недели.
Вьюги да метели.
Добрые и злые,
Груженые, пустые -
Все мы тянем данную
судьбою
Лямку дальнобоя.
Звонарь
Жаль не выбираем мы эпохи
Где рождаемся, тоскуем и живем.
Мне б родиться при Царе Горохе,
Был бы я отличным звонарем.
Я бы перед каждым колокольным
боем
Духом собирался, как у алтаря.
Воскреси хорошее, погаси плохое,
Друг мой, медный колокол, в сердце у меня.
Друг мой, медный колокол, нету мне покоя,
На Земле так многим одиноко жить.
Нам сыграть суметь бы что-нибудь такое,
Чтобы нашим звоном всех объединить.
Чтоб стоять могла
в бескрайнем русском поле
Колокольня, как маяк,
Чтоб людские души плакали и пели,
Так же, как поет моя!
Колокол, а вот бы нам
до неба дозвониться!
Вот бы всю вселенную звоном обогреть.
Может быть, за это что-нибудь простится,
Может, сами ангелы захотят подпеть?
РУССКАЯ ДОРОГА
По плачущей земле не чуя сапогов
Наш обескровленный отряд уходит от врагов
Питаясь на ходу щавелевым листом
Ночуя в буераке под калиновым кустом
Нам отдохнуть нельзя — бегом, бегом,
бегом
А наши, якобы, друзья засели за бугром
И смотрят как нас бьют, не отрывая глаз
И только длинные дороги полностью за нас
Вытри слезы, отдохни немного,
я русская дорога
Отходи, а я тебя прикрою, грязью да водою
Но по уши в грязи,
в воде до самых глаз
Через какой-то срок враги опять нагнали нас
И бьют ещё сильней, вот-вот и порешат
Но лютые морозы к нам на выручку спешат
Погоди утри горючи слезы, мы русские
морозы
Заморозим, заметём тоскою, поманив Москвою
Природа на войне, нам как родная мать
Но есть время хорониться, а есть время наступать
И вскоре объявились мы во вражьих городках
И стали всё крушить вокруг, разбили в пух и прах
Порвали на куски, измолотили
в хлам
И, добивая, объясняли стонущим врагам:
Запомните загадочный тактический приём —
Когда мы отступаем — это мы вперед идем!
Вместе с холодами и лесами,
впереди Сусанин
Просто нам завещана от Бога Русская Дорога
Русская Дорога, Русская Дорога, Русская Дорога
Насечка
Я в окопе сижу, вспоминаю родимый лесок,Где в стволах, вместо пуль, — лишь берёзовый сок,
Где в апреле плывут высоко облака,
И где, вместо людей, умирают снега.
А кругом идёт войною беда —
Завидущи глазища,
Съела ночью сто солдат — ерунда,
Будет день — будет тыща.
И мир взревел на сто басов — голосов,
Прося хлеба.
И кричать вдруг стало так далеко —
Аж до синего неба.
А вчера нашу роту почти на ветру перебили,
Да подкатили наконец-то полки из самой из Сибири.
Мёрзлым салом с черемшой над душой люто дышат,
Нарезают за кружочком кружок — прут на лыжах.
Перерезали войне белый свет,
Засмеялися грозно.
А как глянули в засыпанный след —
Вся земля в красных звёздах.
Солнце в небо пошло,
На земле ему мало огня,
Заглянуло в окоп, чтоб узнать,
Как дела у меня.
А я минуту назад, совершенно некстати,
Стал седьмою насечкой на чёрном прикладе…
Наша рота ушла с командиром — отцом,
А меня застрелил снайпер с детским лицом.
А меня застрелил снайпер с детским лицом…
Ленинградская песня
Я стою, смотрю в стылый зимний
мрак,
Освещает ночь ладожский маяк,
Хоть и нет в душе для тоски причин,
Чудятся порой всполохи в ночи.
Мысли ворошит будто бы в бреду
Караван машин на весеннем льду,
Среди них есть ты — изможденный весь,
Вышедший опять в свой блокадный рейс.
Курс на Ленинград через тонкий лёд
И нельзя назад — можно лишь вперед,
Можно лишь уйти к Богу босиком,
Если по пути трассером в стекло.
Взрывы тут и там, дыбом лёд встаёт,
Караван машин набирает ход,
Ты собою рвёшь вражье кольцо,
Скалит смерть в окно тощее лицо.
Мечется в груди метронома стук,
Город ждет муки, одурев от мук,
Может, в этот миг где-то у станка
Выронила ключ детская рука.
Вспышка за стеклом — мессер
с неба бьёт,
Вот передний встал и пошёл под лёд,
Котелки звенят сотней бубенцов,
Справа полынья вплоть до Зеленцов.
Сколько вас таких, тех, кто уходил,
Так и не узнав, кто же победил.
Под сомнений вихрь просто жал на газ —
Это ты моих сохранил и спас!
Не прорваться мне через снежный бред,
Разделяют нас семь десятков лет,
Лишь хочу, что знал ты в своём раю:
Я из-за тебя здесь сейчас стою.
Вахтовики
Сумку с утра собрал.
Обнял жену и мать.
Снова – автовокзал.
Снова – не опоздать.
Стреляным воробьём
Биться, пока не сдох.
Чтоб принести потом
Крошку в своё гнездо.
Еду – сижу, молчу.
Снова всё, как всегда.
Вахтовиком качу
В дальние города.
Взгляд за окошко хмур:
«Как там сынок и дочь?»
Фары идущих фур
Обогревают ночь.
А вдалеке – дом на реке,
И у него – никого.
Город призвал людей,
И вылезли, как на зов:
Мурино из полей,
Кудрово из лесов.
Сотни огней в Москве
Дарят успех большой,
Светят в бытовку мне
Прямо на стол с лапшой.
Я бы поверил им,
Только какой резон?
Город простёр свои
Руки за горизонт.
И всё, что возникло в нём -
Просто исчезло там:
Каждый высотный дом -
Памятник деревням!
Где вдалеке дом на реке,
И у него – никого.
Вот и родной порог.
Как же тебя я ждал!
Что же ты тут, сынок,
Папе нарисовал? -
Домик, река, лужок,
Мальчик гусей пасёт, -
Миленький мой дружок,
Это нас не спасёт.
Будут дома пусты.
И лишь подойдут года -
Так же уйдёшь и ты
В крупные города.
А по дворам опять
Ветер заголосит,
Вахтой пойдёт гулять
По ледяной Руси.
Тишина
Чтоб о жизни подумалось в ней современной.
Не нужны этой песне красивые ноты,
Я не буду в ней петь про айфон с позолотой.
Там не будет ни яхт, ни мажора на бэхе,
Ни девиц, что пищат о халявном успехе,
Не пролезет в нее потребленье кипучее
С его карточным домиком благополучия.
А о главном чтоб думать в минуты отчаяния,
Хватит песне вполне тишины и молчания,
Пусть там будет одна тишина и молчание,
Пусть останется лишь тишина...
А по Неве баржа плывёт —волны катятся.
Тот, кто мост не перейдёт —после хватится.
Мысли в голову стучат переборами:
То синицами летят, то воронами.
За окошком двор стоит запорошенный:
Где плохое - не поймешь , где - хорошее,
Сахар сыплется в стакан, тает льдинками -
Помешаю, помолчу над чаинками.
А ещё я бы фильм показал в кинозале
О войне — в память тех, про кого не снимали.
Не нужны будут мне вдохновенье и муза
В моем фильме не будет героев и трусов.
Там не будет сюжета, надрывных страданий,
Режиссёра, актёров , эффектных баталий,
Там никто с медсестрою любовь не закрутит,
Там вообще ничего на экране не будет.
Просто пусть в тишине, как бойцы после битвы,
Будут плыть их имен бесконечные титры,
Будут плыть их имен бесконечные титры,
Будут плыть…
А над Невским в вышине небо в просини,
Разгулялись по земле краски осени.
Разметелил листопад липы с кленами —
Будто мысли невпопад невесёлые.
Мысли в голову стучат, бьются горлицей.
Пробегусь-ка в Летний сад успокоиться,
Полюбуюся дворцами-громадами,
Пошатаюсь, помолчу пред оградами.
И потом, чтобы тему раскрыть в полной мере,
Нарисую картину о Боге и Вере:
Не нужны будут мне ни мольберты, ни кисти -
Только белой бумаги трепещущий листик.
Я не буду углем с либеральной подачи
Рисовать у церквей лимузины и дачи,
Так же, как купола с умилительной блажью -
Пусть останутся в баночке с жёлтой гуашью.
Я таланты свои в той картине урежу,
Я простой белый лист в галерее повешу,
Чтоб на голой стене композиция эта
Стала чистой воды воплощением света…
Походная песня
Покрестила мать-старушка, отпустила воевать.
Бороды повисли клином, мы поджары и стройны -
Удалые херувимы на обочине войны.
Ветром биты, снегом мыты.
Солнце в небе, как медаль.
Наших коников копыта
Перемалывают даль.
Прём полями королями,
Степь засеем «на ура»
Полынком да ковылями
От Амура до Днепра.
Коль легло людское братство
Под стяжательства метлу,
Как без нас, чьё всё богатство
Приторочено к седлу?
А коль судьбина бег нарушит,
Лютой пулей прилетит,
Вознесутся наши души
В сине небо из груди.
Только в небе бирюзовом
Нет друзей нам, нет подруг.
Отпускай-ка нас на новый
Жизненный казачий круг.
Налетим мы новым фронтом
На бесчестье, ложь и глум -
Рядовые горизонта,
Рыцари свободных дум.
Так накукуй ты нам, кукушка,
Никогда не помирать.
Покрести нас, мать-старушка,
Отпусти повоевать.
Книга
Вот бы книгу, чтоб учиться,
Где лишь небо нараспашку,
Как раскрытые страницы,
И вольный коршун точкой кружит.
Дайте русскую книгу, как жить.
Буква пусть за буквой встанет
С ятями и вензелями,
Пусть она меня поманит
Белоснежными полями,
Где дорога строчкой бежит.
Дайте русскую книгу, как жить.
От заката до рассвета
Пусть мне душу баламутит.
Дай же, книга, мне ответа!
А коль в тебе его не будет,
Стану сам искать, гулять да тужить
В вечных русских думах, как жить.
Кореш
Всю жизнь гулял и веселился.
А вчера чего-то заплошал,
И вон душа – совсем сбедился.
Новый фиолетовый пиджак,
Свеча в руке. Погасло пламя.
Я пришел к нему и говорю:
«Ну как же так?», - Молчит, как камень.
Видно, где-то по проселкам
Смерть себе работу ищет
И шабашит по поселкам,
Жизнь заткнув за голенище.
Видно, проходила мимо
И его весенним утром
Убаюкала глумливо
Песней про крестовый хутор.
Не пришли ни жены, ни зятья,
Ни снохи, и ни даже дети.
Будут хоронить его друзья и я,
И всякие соседи.
Батюшка кадилом окатил дымком
В лицо с большой сноровкой.
Чтобы никого не обматил он
Больше шуткой своей ловкой.
Щас на согнутых коленцах
Понесем его мы строго
Вдаль на белых полотенцах:
Там, где скатертью дорога.
Кто-то стих пропономарит,
И пойдут года кружиться.
Память медленно растает.
Памятник распорошится.
Закопал народ в весенний снег его
И злобно подытожил:
«Эх, пропащий был он человек -
Никчёмно прожил.
Будут к бесам только лишь, видать,
Открыты двери.»
И давай сурово наливать,
А я не верю!
Кто ж над нами песнь заводит
Разбитными голосами?
Кто ж тогда за небесами
Хороводы хороводит?
Ради хохмы, в телогрейке
Взяли в рай его, нахала,
Соловьям и канарейкам
Перья рвать на опахала…
Конь
Месяц в небе - как подвешен.
Месяц в небе - как подвешен:
Оборвётся - только тронь.
А под ним - красив и взбешен.
А под ним - красив и взбешен,
От свободы безутешен,
Разгулялся дикий конь.
А я - на полевом угоре.
Я на полевом угоре.
Я на полевом угоре,
В можжевеловых песках.
Кто по мне кричит и воет?
Кто по мне кричит и воет? -
Толь разнузданное горе,
То ли счастие в тисках.
А я коню аркан сварганю.
Я коню аркан сварганю.
Я коню аркан сварганю
Из пеньковой бечевы.
Подкрадусь и заарканю.
Подкрадусь и заарканю,
Зашаманю, прикарманю -
От хвоста до головы.
Будет биться, будет злиться.
Будет биться, будет злиться.
Будет биться, будет злиться -
Он свободен, зол и лих.
Но придётся покориться.
Но придётся покориться,
Утомиться и свалиться,
Сахар взять из рук моих.
И заснём мы на приволье.
И заснём мы на приволье.
И заснём мы на приволье,
От луны невдалеке.
Перекатывая поле,
Перекатывая поле,
Будет ветер петь в дозоре
На цыганском языке.
Будет спать он обездвижен.
Будет спать он обездвижен.
Будет спать он обездвижен
На постели из травы.
Я прижмусь к нему поближе.
Я прижмусь к нему поближе,
Но проснувшись, вдруг увижу
Лишь обрывок бечевы.
А месяц в небе - как подвешен.
Месяц в небе - как подвешен.
Месяц в небе как подвешен:
Оборвётся - только тронь.
Вновь под ним - красив и взбешен,
Вновь под ним - красив и взбешен,
От свободы безутешен,
Разгулялся дикий конь.
Плясовая
Надоело горевать да грустить!
Надо песню сочинить, написать,
Чтобы просто под нее танцевать.
Чтоб до утра
В дикой пляске ушататься "в дрова",
Чтобы мог подпеть буквально любой.
А вместо слов - один мотив заводной.
Брянск и Ижевск
Вдруг очнулись и танцуют уже.
Даже дедушка вприсядку пошел,
А это значит: старику хорошо.
Тверь и Ростов
Понимают эту песню без слов.
А чё мудрить-то? Тут пиши, не пиши:
Слов не нужно в пляске русской души!
А где-то там
Спросят: "Что это за шум, что за гам?"
А это просто мы в ушанках идем
С балалайкой и ручным медведём!
И можем в танке потом
На гастроли - в городок Вашингтон.
Нас, наверно, там заждались уже
И мечтают о большом кураже.
Эх, едрить-колотить!
Надоело горевать да грустить!
Надо песню сочинить, написать,
Чтобы просто под нее танцевать.
Жечь до утра
И в дикой пляске ушататься "в дрова".
Чтобы мог подпеть буквально любой,
Слов не надо - лишь мотив заводной...
Кошка Муся
Целый день гуляю в парке,
А домой идти боюся.
Там на желтом одеялке
Помирает кошка Муся.
Под столом лежит в потемках
И в бреду ей снится жарком,
Как принесла её котенком
Одноклассница Тамарка.
То в кусты я забиваюсь,
То спасаюсь быстрым бегом.
Я сегодня с ней прощаюсь,
Как с любимым человеком.
А в небе ласточки летают
И кричат при виде мошки:
"Кто по вам-то зарыдает?
Хорошо, что вы не кошки!"
Курган
Январь сорок третьего года.
Бомбёжка. Метель. Сталинград.
Несутся в Германию письма
Замёрзших немецких солдат.
Читают в далёких квартирах:
«Пришлите кальсонов и гетр.
Мы прошагали полмира,
Но здесь не пройти километр.
Мы загнанные, как волки.
Едва стоим на ногах.
На Тракторном, Красном, у Волги
Нас бьют в подвалах, цехах.
Они сумасшедшие просто!
Такого нету нигде!
Стреляешь – а он, как апостол,
В атаку идёт по воде.
Приказ их подобен бреду,
И это страшный приказ.
За Волгой земли для них нету,
Но нету её и для нас.
Мы помним, как с бравурным пением
Втоптали Европу в грязь,
Как жгли города и селения -
По ходу, с брони, веселясь…
Как ползали все, будто стадо…
И вот наказал нас за то
Обычный солдат Сталинграда,
Расстрелянный в решето».
Пекло, раки, пиво. Волгоград .
Двадцать первый век - на поле боя
До сих пор защитники стоят
В виде гордых каменных героев.
Часто думаю я почему-то,
Приходя на Мамаев Курган,
Очень скоро настанет минута,
И последний придёт ветеран.
И эпоха в руке у него
В одноразовом мятом стаканчике
Завершится. И встретят его
Сослуживцы - седые мальчики.
Они все его выйдут встречать
На своём небесном параде
И дыры в груди – как клеймо, как печать:
«Я был в Сталинграде!», «Я был в Сталинграде!»
Вместе с ними – лёгкий, словно пух,-
Полетит он, сверху наблюдая.
Не святой, а просто русский дух
Над Курганом имени Мамая,
Как внизу идёт земной парад,
Как цветы к подножьям возлагают,
Про Мать - Родину всё верно говорят,
Только одного не понимая:
То, что меч огромный нужен ей
Не за тем, чтоб где-то люди ужаснулись,
А держать повыше от людей -
Чтобы никогда не дотянулись.
То, что меч огромный нужен ей
Не за тем, чтоб где-то люди ужаснулись,
А держать повыше от людей -
Чтобы никогда не дотянулись…
И невыносимо ей стоять.
Гаснет вера с поколением каждым,
Что не будут больше убивать,
Может быть, когда-нибудь однажды…
Дядя Вова Слышкин
На душе - тоска и суета.
Я сомненья от себя гоню,
Дяде Вове Слышкину звоню.
- Дядя Вова, плохо мне совсем.
На работе тысячи проблем.
Сел Айфон, машина подвела.
Расскажи, а как у вас дела?
- А у нас всё хорошо,
Все у нас нормально.
Дома вот сижу, идут дожди -
Размыло капитально.
Сегодня борщ варил, лавровый лист
Что-то лишний бросил.
Взял его, да выкинул в окно:
Все равно ведь осень.
- Дядя Вова, полный кавардак.
Не пойму я, кто мне друг, кто враг.
Кто подставит ногу, кто - плечо,
Понимаешь? А у вас там чё?
- А у нас всё очень хорошо,
Ветер дует с юга.
Появился в речке то ли сом,
То ль большая щука.
На крючок червя я насадил,
Раз пятнадцать плюнул.
Ну а этот сучий крокодил
Взял да и не клюнул.
- Дядя Вова, может мне к врачу?
Сам не знаю я, чего хочу.
Депрессантов всяких ем горстя.
А у вас какие новостя?
- А у нас опять все хорошо.
Замели метели.
С корешем гудели мы
Целую неделю.
А потом ему я в рог
Двинул чё-то с дуру.
Ну, ему полезно,только впрок -
Пусть знает десантуру!
- Дядя Вова, я тебя достал,
Но поверь, что правда, я устал.
Где же в жизни счастья - правота?
Как мне жить, и чё мне делать-та?
- Игорёк, прости,
Но у меня подгорают пышки.
Может, вам там нужно жить слегка,
Как Дядя Вова Слышкин?
Был ты как-то раньше пободрей,
Голос понапевней,
Брось-ка ты все эти города,
Приезжай в деревню!
Ходики
Солнца луч стучит в закрытое окно.
Я пока что трезв, а вчера был пьян:
Философия одна – старенький диван.
Я всю жизнь на том диване
Пролежал с похмельной дрожью,
Сам себя лелея блажью,
Убаюкивая ложью.
Хорохорясь, ерепенясь
И валяясь, как колода.
Только ходики на стенке
Мне отсчитывают годы.
Мне на подоконник дождик воду льет,
А в углу в иконе Боженька живет.
В ходиках кукушка счет ведет часам.
Что мне дальше делать, я не знаю сам…
Жизнь идет из перекуров,
Тамбуров и каламбуров.
Почему все так уныло?
Почему все так понуро?
Не кукуй, кукушка! Помолчи, давай!
Подмигни с иконы, батька Николай!
Но не оправдаться мне в твоих глазах!
Правы только стрелки в стареньких часах.
Черная ночь, белый день - страх и лень.
Годы мои, годы… - что за кутерьма?
Мне моя свобода стала, как тюрьма.
Видимо, на свете самый тяжкий труд -
Слушать, как на стенке ходики идут…
Ходики идут, на столе вино,
Солнца луч стучит в закрытое окно…
Весна
Разлилось по всей земле
Эх, апрельское половодие,
Как же нравишься ты мне!
Солнце, грязь, воробьи, распутица,
Кот орет на гараже..
Я шатаюсь по мокрым улицам
На весеннем кураже.
Журавлиный клин пришел.
Но поет он не про Италию,
А как дома хорошо.
Как в изгнании много месяцев
Ждали только лишь апрель,
Как под пальмами песни грезятся
Про пшеничную метель.
Весь на взводе я, весь на грани я
Эх, сегодня не усну!
Все невзгоды и все страдания
Поменяю на весну!
Прокричу я любви невстреченной:
"Не пришла — и хрен с тобой!"
Позвоню пацанам и вечером
Мы поедем за плотвой...
Веселей
Последний пароход
Увезет сейчас далеко-далеко.
Забудем навсегда
Про боль и холода
В той стране, где будет легко и тепло.
Эй, братишка, едем с нами - там хорошо.
Эх, ребятки, я бы, может, с вами пошел,
Да мне в родной степи гулять веселей.
Пусть там солнце ярче, зеленее трава.
Я об этом думал и не раз, и не два,
Но мне в родной степи гулять веселей!
Браток, быстрей-быстрей!
Не время для речей.
Ну какая степь, не смеши-ка ты нас!
Ты вспомни этот бой -
Едва ушли с тобой.
Степь опять тебя подведет и предаст!
Что вы говорите мне про родину ту,
Я и сам все знаю, только я не пойду -
Мне в родной степи дышать веселей!
Еще неизвестно, кто из нас за бортом.
Да и то не важно, дело только лишь в том,
Что мне в родной степи дышать веселей!
Мне в родной степи дышать веселей!
Солнца свет пеленой
Затянуло густой.
Оглянись, дурной, - черный дым за горой!
Нет дороги домой.
Они скачут стеной
Чтоб сейчас растоптать все, что было тобой!
Как вы не поймете, что вы, как дураки?
Здесь меня то били, то кормили с руки.
Научился я любить вопреки.
Все чего-то дрался , искал, находил,
А в итоге смысл оказался один -
Мне в родной степи лежать веселей!
Мне в родной степи лежать веселей!
Мне в родной степи лежать веселей!
Мне в родной степи гулять веселей!
Мне в родной степи дышать веселей
Мне в родной степи...
Песня про Юру Прищепного
Лето на исходе, солнце жаром пышет,
Только вот жарою нас пугать не надо -
Мы температуры видели повыше,
Мы ведь ребятишки из-под Волгограда.
Лихо разгоняюсь с горки по привычке,
В хуторок Субботин я въезжаю снова,
Вижу на заборе синюю табличку
"Улица Героя Юры Прищепного".
Юрка - мой ровесник, мы из тех мальчишек,
Что в садиках советских. после запеканки,
Подтянувши шорты, начитавшись книжек,
Шариковой ручкой рисовали танки.
Было всё прекрасно: все о мире пели,
олимпийский мишка полетел куда-то,
И никто не ведал, что на самом деле
В этот год рождались новые солдаты.
В этот год рождались те. кого позднее
В горные ущелья загоняли маршем,
Чтобы повстречались с теми, кто смуглее,
Чуть побородатей и слегка постарше.
Те, кто расплатился за чужую подлость,
Уходил под пули прямо, не сутулясь,
Превращаясь в слёзы, превращаясь в гордость,
В синие таблички деревенских улиц...
Время боль не лечит, а смиряет с нею.
Будет постоянно мысль меня тревожить:
"Вот проходят годы, а не я взрослею:
Это просто Юрка с каждым днем моложе."
Но пора настанет, верю без оглядки,
И в огромной книге летоисчисления
В год восьмидесятый лягут, как закладки,
Синие таблички - символ поколения.
Прокричат таблички нам открытым текстом:
"Надо жить достойно! Надо жить непошло!"
Всё, что было Юркой, всё, что было детством,
С этого момента сразу стало прошлым...
Богатыри
Уползают в леса упыри.
Это мы едем, русские воины,
Называют нас "богатыри".
Это мы едем, русские воины,
Называют нас "богатыри".
Богатырство не мерится возрастом,
Дело в силушке и кураже.
Вон, Илюха из Муромской области
К нам призвался за тридцать уже.
В поле камень стоит занимательный,
Три дороги указаны в нём.
Мы его прочитаем внимательно
И попрём как всегда напролом.
Змей Горынычу не покоряемся,
Пред Кащеем не падаем ниц.
Нашей силушки хватит, ручаемся,
На пятьсот Шамаханских цариц.
Да, не нужны те царицы нисколечко,
Все они наших девок тощей.
Нам вернуться б к Анюткам, да к Олечкам,
Да к родному котлу кислых щей.
Да ещё бы печёной картошечки
И ещё бы солёных грибов.
Эх, давай заливайся, гармошечка,
Подпевай нам степной ветерок.
Казачья
Этот ветер в окна влетел и мне рассказал он шепотом:
"Очень много смуглых ребят уже сегодняшним вечером
К нам придут рубить всех подряд, крича на тюркском наречии".
А я в свои пятнадцать годков понюхал смерти и пороху,
Голову снимаю легко, как будто шляпку с подсолнуха.
Не рискуй с такой детворой на саблях в поле тягаться ты,
Было: выходил и один в соотношеньи к двенадцати.
Вот уж видно их вдалеке,
Черный главарь по-звериному щерится.
Что ты позабыл на реке,
Что называется вольной Медведицей?!
Должен ты накрыться в бою,
По моему разумению детскому.
Я тебе по-русски пою,
Но, если хочешь, могу по-турецкому!
Подходи ребятки, давай!
Я нараспашку весь, будто в исподнице.
Пика - это мой каравай:
Кто рот раззявит - тот в раз успокоится!
Хура-хура-хура-хура корк! *
Слышу турецкие возгласы резкие.
А вон тому красивому щас
В голову дам заточённой железкою!
* hura (турецк.) - ура; kork (турецк.) - бойся
Комбайнёры
Далеко от больших городов,
Там, где нет дорогих бутиков,
Там другие люди живут,
О которых совсем не поют.
Не снимают про них сериалов -
Ведь они не в формате каналов,
И не пишет про них Интернет -
Их совсем, вроде как бы, и нет...
Они молоды, но не студенты,
Ни «О-кея» не знают, ни «Ленты»,
В суши-барах они не бывают,
И в соляриях не загорают.
У них нет дорогой гарнитуры,
Наплевать им на эмо-культуру,
Не сидят в "контактах", в "он-лайнах" -
Они вкалывают на комбайнах!
Выпил С2Н5ОН, сел на «Ниву»
("Ростсельмаш"),
На "ДТ", "Дон-500", "Т-150",
Покормил перед этим поросят.
И пошел зябь пахать, молотить ячмень:
Будет долгим-долгим-долгим твой рабочий день,
Но зато ты знаешь каждый винтик в тракторе внутри,
Получаешь за работу в месяц тыщи три — комбайнеры.
Каждый из них был в армии родной,
Не отмазался никто, что у него там геморрой.
Комбайнеры, трактористы, грузчики арбузных фур -
Эти парни не являются мечтой гламурных дур.
И пускай там пидорасы беснуются в Москве,
Но пока такие пацаны есть у нас в стране,
Знают пусть враги все, знает сучка Кондализа Райс -
Никогда, отребье НАТОвское, не возьмете нас!
Выпил С2Н5ОН, сел на «Ниву»
("Ростсельмаш"),
На "ДТ", "Дон-500", "Т-150",
Покормил перед этим поросят.
И пошел зябь пахать, молотить ячмень:
Будет долгим-долгим-долгим твой рабочий день,
Эта песня посвящается всем сельским пацанам,
Волгоградским комбайнерам, трактористам, пастухам!
Выпил С2Н5ОН, сел на «Ниву»
("Ростсельмаш"),
На "ДТ", "Дон-500", "Т-150",
Покормил перед этим поросят.
И пошел зябь пахать, молотить ячмень:
Будет долгим-долгим-долгим твой рабочий день,
Эта песня посвящается всем сельским пацанам,
Волгоградским комбайнерам, трактористам, пастухам -
Слава Вам!
Комментариев нет:
Отправить комментарий